Эту историю нараспев передает каждая птичка Южной Мексики, Юго-Восточной Европы, Средиземного моря и Средней Азии. Должно быть, ее знает сама Земля, но среди людей она вовсе не популярна.
Эта история о том, как однажды ветру повстречалась женщина с двумя лицами. Ветер заметил ее, когда она стояла под сенью стираксового дерева, и белые цветки, кружась, ложились на ее черные локоны. В сумерках казалось, будто цветы светились, и светилась ее кожа. Свечение переметнулось к глазам женщины, когда она сделала несколько шагов вперед. Ее босые грязные ноги казалось, впитывали жар земли, что производило впечатление, будто она пребывает в нескольких местах одновременно: здесь и еще где-нибудь. В своем рваном белом платье она так походила на беглую сумасшедшую принцессу, глубоко-глубоко погруженную в свои сны и фантазии, что над ней, должно быть, не посмеивались разве что животные, попадавшиеся по дороге к пропасти. Она сделала еще пару шагов вперед, вдруг пальцы ее ног зацепились за обрывистый край и, почти белея, сжали землю. Но куда же она смотрит?
Похоже, она стремится разглядеть созвездия, которых еще не видно в светлой акварели неба. Ее глаза сияют, как у ребенка. Ветер треплет платье и волосы, словно в нетерпении перед сладострастным экстазом; ветер срывает цветки стиракса и уносит гирляндой в пространство под ногами женщины. Она и сама отдается ветру, позволяя ему унести себя в бездну, в хаос, ведь ее не волнует смерть, как не волнует рождение. Она явно безумна, если предпочитает подобные игры. Она безумна, ведь ее взгляд ребенка не видит и не может видеть цель. Хотя подобно ребенку она знает «почему», но ее вовсе не волнует «куда» и «как», поэтому она обладает свободой нырять в бездну и парить над ней. Ее путь легок, ведь все, что есть у нее – ее сущность, у нее нет даже платья. Должно быть, весь мир ее иррационален, раз она позволяет себе довериться миру, доверить ветру, довериться бездне. Кажется, что она в исступлении уже летит с обрыва, одержимая одной ей ведомой свободой.
Я все еще в стираксовой рощице… Но совершенно внезапно женщина поворачивается ко мне спиной и медленно идет вдоль обрыва. Ее ступни перемещаются, будто по лезвию; танцуют на лезвии. Но все совершенно иррационально; кажется, что женщина движется спиной вперед, ведь на ее затылке другое лицо. Она улыбается мне своим вторым лицом – лицом мудрой женщины, лицом богини неведомого океана, лицом первичной нематерии. Конечно, я никогда более не увижу ее; но наверняка ее видела каждая птица – и здесь, и еще где-нибудь. И песнь о ней будет звучать, пока звучит этот мир.
(Написано очень давно)